— Мы не имеем на сегодня письменный приказ, нас вызвали в ЦК КПСС и дали указание.
Из их путаных объяснений мне стало ясно следующее.
Как известно, в Большом Берлине, на территории ГДР, находилась администрация четырех держав: США, Англии, Франции (все в западной части) и СССР. Союзники с 1948 года начали вести сепаратистскую политику на обособление и разрушение четырехстороннего статуса, то есть политику, враждебную и ГДР, и СССР.
Советская администрация была вынуждена установить на дорогах жесткий контроль въезда и выезда в Большой Берлин через границу между ГДР и ФРГ. В ответ США и Англия установили воздушный мост. Их самолеты беспрепятственно перелетали границу, доставляя в Большой Берлин и обратно неконтролируемые грузы. Естественно, правительство ГДР стало жаловаться в ЦК КПСС. В Германию (это вторично было уже в 1961 году) выехал Н.С. Хрущев. Ознакомившись с делами на месте, он был возмущен и потребовал искать противодействия «воздушному мосту».
Но как? Высылать истребители или поставить предупредительный огонь зенитных орудий нельзя, это война!
И находчивый Никита Сергеевич — в этом ему не откажешь — принял решение: поставить несколько поясов аэростатного заграждения и предупредить союзников. Если полетят и столкнутся с тросом, то сами будут виноваты — предупреждали: ведь это территория, контролируемая нами.
Разумеется, помощники и спутники Хрущева и его консультанты не знали об убойной силе мин на тросах и не знали, что еще за пять лет до этого части АЗ были все расформированы, и приняли приказ к исполнению. И прямо из Берлина по закрытой связи на Старую площадь в
ЦК поступило это распоряжение, а оттуда в Минобороны. Это волюнтаристское распоряжение — а Хрущев был ведь и председателем Совнаркома — приобрело форму приказа. И не нашлось ни одного военачальника, который доложил бы, что этого делать не следует. Разумеется, мое пояснение специалиста, но всего лишь подполковника, не выслушали. «Решение есть. Выполняйте его. Думайте, как выполнить в срок».
Я доложил руководству, что по штату для двух дивизионов необходимо 216 аэростатов, 108 боевых лебедок на автошасси ГАЗ-АА, 12 тысяч стальных баллонов с водородом, около 1 миллиона метров стального троса, несколько сот мин и взрывателей и т. д. и около 30 видов вспомогательного имущества. Количество немалое, следовательно, и деньги и затраты труда значительные. Никого это не испугало. Надо так надо. По заводам разных городов разъехались группы военных инженеров-офицеров (хотя они не были специалистами) для оповещения и приемки техники. Документы и указания заводам оформлялись прямо из ЦК через обкомы, то есть в данном случае руководство напрямую шло от имени партии. На всех заводах это встретило протесты, недоумения, возражения. Ведь у заводов имелись планы. И их никто не отменял. Договоры не заключались. Финансовые расходы списывались позднее.
Лично мне пришлось выехать на третий день в Ташкент на завод, где еще в период войны и позднее шло производство автолебедок ЛЗ-З. Директор завода, не имея государственных распоряжений, сказал: «Мобилизационный план к производству не объявлен…» Я имел указание и короткое письмо в адрес первого секретаря ЦК партии Узбекистана Ш.Р. Рашидова. С трудом попал к нему в кабинет. Доложив ему вопрос, сказал: «Это личное и срочное распоряжение тов. Хрущева». Попросил позвонить ему или в аппарат ЦК для подтверждения. Он позвонил, после чего выехал на завод, где отдал распоряжение в течение трех месяцев изготовить и отгрузить в распоряжение Минобороны все боевые машины.
Волюнтаризм рождает следующий этап волюнтаризма: работали без выходных. Советская промышленность показала еще раз свои прочность и мобильность.
Огромными усилиями и, очевидно, неоправданными затратами через 3–4 месяца вся техника поступила на базу формирования. Задания техпроектов были выполнены. Но дезорганизацию и срыв других поставок это внесло.
А что же дальше? С группой офицеров ГРАУ я выехал на базу формирования дивизионов. Специалистом, прошедшим весь фронт в период войны в качестве инженера полка, я был один. Поэтому вся горькая картина на месте стала мне видна. Ни одного офице-ра-специалиста в этих дивизионах не было. Даже командиры дивизионов впервые встретились с этим вооружением. Тренировки боевых расчетов велись условные. Только на одном посту поднимали аэростат. Остальные 53 поста учились — «глазами». В главном штабе войск ПВО по штату уже не было специалиста по боевой подготовке аэростатных подразделений. Почему-то из запаса не призвали квалифицированных офицеров и сержантов этой специальности.
Все свои впечатления я доложил командованию, на что мне ответили: «Мы свое дело выполнили, техникой обеспечили, а боевая подготовка — это уже сфера командования войск противовоздушной обороны. Это их обязанность».
Ровно через год случайно встретил одного из офицеров этой части в Москве. Он рассказал: «Около восьми месяцев кантовались на базе и ждали отправки, а куда — не знали, а потом нас расформировали, технику сдали на склады, жду отправки в свои ракетные войска, аэростатному делу я так и не научился, некому нас и учить было…»
Сотни миллионов рублей ушли на ветер. А потом снесли и стену, отделявшую ГДР от ФРГ…
В 1993 году 100-тысячным тиражом вышла книга Владимира Гоника «Преисподняя». Среди читателей, особенно москвичей, она произвела фурор, среди спецорганов — панику. Дело в том, что автор в форме приключенческой повести подробно, с указанием точных адресов, рассказал о тайных бункерах столицы, засекреченном «Метро-2» и военных подземных заводах.