Любопытно и еще одно свидетельство А. Балабановой, которая навестила семью вождя в сентябре 1918 года. Она пишет о слезах Крупской, которая потрясена расстрелом Каплан и тем, что революционеры вынуждены убивать революционеров, но и о реакции Ленина Балабанова приводит примечательную характеристику: «У меня сложилось впечатление, что он был особенно потрясен казнью Каплан…»
Эта фраза дает нам понять, что решение об этом принимал не он, а кто-то другой. И понятно кто: Яков Свердлов. И что Ильич не очень был рад такому решению. Но Свердлов сумел его убедить, подчинить своему решению, а значит, и степень влияния Свердлова на Ленина в некоторых вопросах была весьма сильной. Крупская вспоминает о том, что происходило в кремлевской квартире, когда раненого Ленина привезли с митинга: «Около вешалки стоял Яков Михайлович Свердлов, и вид у него был какой-то серьезный и решительный. Взглянув на него, я решила, что все кончено. «Как же теперь будет?» — обронила я. «У нас с Ильичом все сговорено», — ответил он. «Сговорено, значит, кончено», — подумала я». Любопытно само выражение: «сговорено», в нем есть некий момент снисходительности. «Сговорено» может быть между двумя корешами, подельниками, сговорено, значит, заключено тайное соглашение, о котором никто знать не может и не должен.
Но что же было «сговорено» между Свердловым и Лениным? Сговорено заранее покушение на Ленина, когда предполагалось произвести холостые выстрелы, но кто-то выстрелил боевыми? Или «сговорено» о том, что Ленин, предполагая худшее, всю полноту власти передал Свердлову — именно так Крупская и поняла Свердлова. А значит, у Свердлова была еще одна причина устранить Ленина — он расчищал себе путь к единоличной власти. Любопытен и еще один эпизод: комендант Кремля Мальков в первую ночь после покушения идет по кремлевским коридорам и видит, что из-за двери ленинского кабинета вырывается узкая полоска света. Он в недоумении заглядывает в кабинет и видит: за ленинским столом сидит Свердлов и роется в бумагах на столе.
Естественно, Мальков, извиняясь, ретируется, потом с гордостью замечая в своих воспоминаниях, что Ленин ранен, а дело его продолжает жить, его лампа горит на столе. Но возникает закономерный вопрос: что понадобилось Свердлову ночью в чужом кабинете? У него есть свой кабинет председателя ВЦИКа и круг своих обязанностей. Свердлов примерялся к новой должности? Или по «сговоренности» с Лениным выполнял его работу пред сов нар кома? Эпизод незначительный, но красноречивый для понимания честолюбивого характера Свердлова. Как и его фраза, брошенная Бонч-Бруевичу, управляющему всеми хозяйственными делами Кремля: «Вот, Владимир Дмитриевич, и без Владимира Ильича все-таки справляемся».
Мы уже говорили вначале о причинах, побудивших Свердлова придумать этот план спасени-я. В последнее время появляются версии о том, что в Ленина вовсе не стреляли, а все следы пуль — инсценировка. Это была бы оригинальная версия, но слишком много документов, где говорится о пулях, операциях, в последние втянуты немецкие врачи, а их заставить лгать, наверное, невозможно. Поэтому согласимся, что выстрелы все же были, и ранение тоже. Другое дело, что оно действительно оказалось легким. Ленин сам поднялся к себе в комнату в Кремле, сам разделся, а уже 5 сентября фактически встал и начал работать. Ради этой «ювелирной работы» и был, возможно, приглашен опытный стрелок Протопопов, чтобы инсценировать это легкое ранение, и по замыслу «режиссеров покушения» оно должно было быть еще легче — касательным, задевшим лишь кожу, обжигающим, но волнение, невольный поворот Ленина — и все изменилось. Ранение оказалось более тяжелым, чуть ли не смертельным в области шеи, пуля едва не задела жизненно важную артерию. Поэтому рассердившиеся «режиссеры» и расстреляли Протопопова.
Все это лишь наши предположения, подлинную картину тех событий мы вряд ли когда-нибудь узнаем: свидетелей давно нет, улик тоже. А если они и есть, то вряд ли будут когда-нибудь обнародованы. Спецслужбы не любят, когда бросают тень даже на их прошлое.
Стоит отметить и другое: к этой версии склоняются два таких известных исследователя данного дела, как зарубежный историк Ю. Фелынтинский и русский профессор А. Литвин. И первый и второй собрали и открыли немало новых документов, касающихся этого периода. Профессор Литвин являлся составителем сборника документов «Фанни Каплан. Или кто стрелял в Ленина». Документов, хранившихся в ВЧК — ФСБ. Правда, профессор А. Литвин говорит о двух заговорщиках — Свердлове и Дзержинском. Но нам кажется, что Дзержинский не мог участвовать в заговоре по двум причинам: после 6 июля он был отстранен от руководства ВЧК, а вернувшись туда 22 августа 1918 года, он по приказу Ленина сразу же занялся расследованием подпольной организации «Национальный центр» и арестами его руководителей. А 30 августа утром снова по приказу Ленина выехал в Петроград расследовать убийство Урицкого, а когда вернулся, то Каплан по приказу Свердлова была переведена в Кремль и расстреляна.
Кстати, приезд Дзержинского мог быть еще одним из поводов для спешки. Дзержинский считался принципиальным и кристально честным коммунистом, и он не удовлетворился столь поверхностным расследованием, захотел бы сам допросить Каплан, сумел бы разговорить ее, и кто знает, чем бы все закончилось и в чем бы она призналась. Все это опять же из области догадок.
Покушение на Ленина всколыхнуло сторонников большевиков, партия сплотилась, а поскольку было объявлено о «следах» правых эсеров, то основной террор обрушился на них. Официально он был объявлен 5 сентября. Именно в этот день в Петровском парке в присутствии публики расстреляли свыше 80 человек. Их казнили как буржуев и контрреволюционную интеллигенцию. Перепуганных людей загоняли в круг, выкрикивая по списку, а публика сопровождала их гнусными ругательствами. Красный террор прокатился по всей стране. Писательница Нина Берберова как общеизвестный факт приводит данные о том, что в сентябре — октябре было арестовано 31 489 человек, из них более 6 тысяч расстреляли, остальных отправили в тюрьмы и лагеря. Естественно, что ни Семенова, ни членов его боевой группы это не коснулось. Его арестовали 8 сентября. Коноплева показывала: «Завязав связи с сидящими в тюрьме с ведома и по поручению ЦК, я занялась подготовкой побега Семенова, как наиболее скомпрометированного… Вначале, когда предполагалось, что аресты произведены ВЧК, я нашла возможность освободить Семенова путем подкупа стражи при помощи одного служившего в охране левого социал-революционера (не помню его фамилии) за сумму в 100 ООО рублей. Через день я узнала от того же левого эсера, что Семенова в ВЧК нет». Позже, на процессе 1922 года, она скажет: он был арестован военным контролем, то есть военной разведкой.